Вячеслав Бутусов — лицо и голос целой эпохи в нашей рок-музыке. В этом году исполняется 10 лет с того дня, как культовый «Наутилус Помпилиус» погрузился на дно истории, закончив свою деятельность, и одновременно 25 лет со дня основания группы. Сегодня Бутусов — лидер группы «Ю-Питер», вышел их новый альбом «Богомол». Но главное, Бутусов — примерный семьянин, отец трех красавиц дочерей и сына.

«Я ПОЛУЧИЛ СУПЕРКОНСУЛЬТАЦИЮ ОТ МИХАИЛА БОЯРСКОГО»

— Вы живете не в центре Петербурга, а в городе Пушкин, что под Питером. Cлучайность?

— Нет. 15 лет мы с семьей жили в разных районах Петербурга: поначалу на съемных квартирах, и в центре тоже, но потом в конце концов попали в Пушкин и поняли, что здесь — наше счастье.

— Когда вы сказали жене, что «Наутилус» как группа закончился, как она отреагировала?

— Конечно, она предпочитает, чтобы я всегда дома оставался, без всех этих гастролей-командировок. Но она видела, что у меня происходит какая-то ломка сознания со всеми вытекающими, поэтому ее посетило двойное чувство. С одной стороны, Анжелика была рада, с другой — ей было тяжело видеть мои мучения, я ведь тогда пребывал в некой неопределенности.

— Какие качества в своей жене вы цените больше всего?

— Те, которыми она со мной поделилась и которые мне помогли исправиться. Некоторые из них я до сих пор еще не до конца могу сформулировать: они во мне есть, я их ощущаю, но не в состоянии выразить. В целом супруга научила меня более обстоятельно, без порывистости приходить к какому-то решению. Я ведь иногда люблю дров нарубить: щепок летит много, а толку никакого. Потом, жена меня всегда призывает не впадать в крайности, а это для меня очень важно, потому что это именно то, к чему я стремлюсь — к равновесию. Мы с Анжеликой обмениваемся друг с другом полезными качествами, веществами.

— Слышала, что вы с младшей дочерью Софьей любите рисовать, особенно по мотивам прочитанных книг, например «Урфина Джюса и его деревянных солдат».

— Софья вообще обожает рисовать. Иногда она впадает в некое состояние и начинает рисовать циклы картин, например девушек-русалок или девушек — летучих мышей. У нее возникает целая галерея образов. Когда мы с ней читали книжку про Урфина Джюса, действительно пришли к мысли, что надо что-то нарисовать. Это же отличный материал для мультфильма. Мы между собой иногда обсуждаем мысль, что было бы здорово сделать самим мультфильм или даже художественный фильм.

— Вы рассматриваете эту идею как серьезный проект или хотите сделать просто что-то в рамках семьи?

— Идеально было бы сделать семейную студию, поскольку семья у нас большая, и каждый в чем-то специализируется. Я подумал, что можно создать мини-студию, в которой каждый найдет пристанище для своих интересов.

— А в чем выражаются интересы каждого из членов семьи?

— Кто-то пишет сценарии, кто-то организует осуществление идеи, кто-то занимается прикладным процессом — рисованием и всем прочим. Для того чтобы сделать мультик, нужно много времени и терпения, это кропотливая работа. И нужно, чтобы этот небольшой коллектив взаимодействовал, имея сверхидею, которая движет людьми. И при этом не важно, каковы сюжет и сценарий.

— Ваши старшие дочери уже довольно взрослые. Ксения в этом году будет поступать в вуз.

— Да, в июле она будет сдавать экзамены в один из питерских университетов. В широком смысле слова она поступает на кафедру дизайна и графического искусства, там есть новоявленные курсы актерского мастерства, куда она и идет. Почему-то ее занесло в театральную сферу, хотя в нашей семье не было никакой к этому предрасположенности. Я не ожидал этого от Ксении, всегда считал, что она будет заниматься какими-то науками. В школе она училась довольно старательно и даже тянет на медаль. Мне кажется, это от беспомощности: просто Ксюша не может найти себе больше ничего интересного, не знает, в чем еще себя можно проявить. Я ее понимаю, у меня в общем-то тоже такая ситуация была после школы: я думал, что ничего более интересного, чем школа, уже не будет, поэтому все остальное мне казалось пресным и безынтересным. Хотя когда учился в школе, мне хотелось ее поскорее окончить. Это, знаете ли, чепуха юношеская.

— Были у Ксении какие-то предпосылки к тому, чтобы стать актрисой, она где-то уже играла?

— В детстве, естественно, были всякие представления, домашние концерты. Потом настал момент, когда в старших классах осталось три-четыре энтузиаста, в основном девочки, которые устраивали разные школьные праздники и мероприятия. С тех пор она занимается художественной самодеятельностью в разных ипостасях. Мы выбрали именно этот университет, а не театральное училище, не случайно. Я получил суперконсультацию от Михаила Боярского: как папа папе, как актер и отец дочери-актрисы он мне все рассказал. В своем фирменном стиле он выдал блестящую характеристику того, что происходит на этом фронте. Но я не смог убедить ни супругу, ни Ксюшу, что поступать на актерский не стоит. Не могу сказать, что Ксения оголтело, со слезами и истериками пытается убедить нас в том, что это единственное, что ей нужно. Она совершенно спокойна, и меня это убеждает. Тихо, спокойно, незаметно она идет к своей цели.

— А старшая дочь Анна от первого брака чем занимается?

— Она пошла на телевидение. Сначала работала на MTV, потом на СТС, теперь ее пригласили на какой-то недавно появившийся канал. Сейчас Аня нарабатывает опыт в новых программах.

— Вячеслав Геннадьевич, у вас в семье одни творческие люди?

— В общем и целом да. Но, знаете, творчество для меня — что-то более высокомерное, в хорошем смысле слова. А то, чем мы занимаемся, — всего лишь приложение некого свойства ума. Я, например, считаю, что пишу, рисую или сочиняю музыку за счет отклонения, извращения ума. И пытаюсь таким образом лечить это. Если я нарисовал что-то приятное — слава Богу, значит, я себя сдержал, не зашел слишком далеко.

«ДУХОВНАЯ БРАНЬ ПРОИСХОДИТ НЕПРЕРЫВНО, С МОМЕНТА ПОЯВЛЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА НА ЗЕМЛЕ. НА СЕКУНДУ ПРЕРВАЛСЯ, И ВСЕ — ПРОИГРАЛ»…

— Многие рок-музыканты ведут духовную борьбу и часто говорят о том, что сейчас идет война за каждую душу. Так ли все серьезно, как вам кажется? Спрашиваю, поскольку знаю, что вы человек думающий, склонный к философскому взгляду на мир.

— Есть духовная брань, которая происходит непрерывно, с момента появления человека на Земле. На секунду прервался, и все — проиграл. Это вещь очень серьезная, не сродни сваре на коммунальной кухне. А брать на себя повышенные обязательства борца за интересы человечества — просто абсурд. Поэтому, когда человек говорит, что отстаивает интересы рок-н-ролла… Для меня это не тот масштаб, в котором можно бить друг другу морды. Не за что бить, а тем более высокопарно называть себя воинами, борцами за что-то. Мы же видели, как террористы прикрывались духовными идеями, спекулировали на этом для того, чтобы выплеснуть свой психоз. Доверчивый народ, обыватель и потребитель, такой ленивый, радуется, что за него кто-то что-то отстаивает, какие-то идеи.

— Как вам кажется, к чему привел процесс, начатый в России в 1991 году?

— То, что происходит в стране, происходит не по велению тех людей, которые себя позиционируют движителями всего процесса. Все свыше происходит. Нас несет течением, и все зависит от того, на какой глубине мы пребываем. Можно сказать, что тогда никто ничего не хотел. Потому что, когда человек знает, как и что надо делать, он ощущает свои силы. А когда он ощущает свои силы, он не делает истерических выпадов. Революционные преобразования — косметическая операция. Всему надо дать время созреть, чтобы переживания не стали просто взрывом сознания. Это были порывы энтузиастов, деятелей, которым не сидится на месте: сами они ничего не могут сделать, но призвать кого-то, чтобы устроить бадабум, им надо. Баловство это все.

— А как вообще вы оцениваете то, что происходит в стране?

— Сейчас оценивать это бессмысленно. Это всего лишь промежуточный момент перехода к тому, к чему мы все стремимся. А стремимся мы, как я полагаю, к лучшему. Даже самый заскорузлый циник в душе все равно стремится к лучшему. Пусть это лучшее в понимании разных людей выглядит по-разному и имеет разный масштаб, но все равно это именно то, что поддерживает человека в жизни. Остальное — вранье и показуха.

— Наших сограждан в массовом порядке призывают к чувству патриотизма. А что для вас патриотизм?

— Видите ли, для меня понятие патриотизма входит в тот небольшой список человеческих духовных ценностей, которые существуют тысячелетиями. Мы достигнем в этом какого-то успеха, только когда все остальное уже не будет нести в себе патологического разделения по идеям, по национальностям, еще по каким-то признакам. Когда патриотизм проявляется на рефлекторном уровне, только потому, что ты — житель этой страны, в этом, мне кажется, есть какое-то лукавство. Чувство патриотизма во мне лично вызвано благодарностью за то, что я живу именно в том месте, где мне предназначено жить. Если бы я мог выбрать другое место, мог давно бы уже там скрючиться. Поскольку у меня лично нет никаких идей на предмет того, где на земном шаре мне следовало бы находиться, я не представляю себе, где бы я чувствовал себя лучше. Это ведь очень большая ответственность — придумать себе, где жить. Столько нужно учесть обстоятельств и факторов — головы не хватит. В этом патриотизм и заключается: смириться с тем, что мы на сегодняшний день имеем.

«МЫ ДЕЛАЛИ ЭТОТ АЛЬБОМ СТОЛЬКО, СКОЛЬКО НУЖНО — ПОКА У НАС БЫЛИ СИЛЫ И ВОЗМОЖНОСТИ»

— Вы только что выпустили новый альбом, который писали почти три года в четырех разных странах. Почему так долго?

— Альбом прошел несколько стадий работы. Он зарождался в суровом климате Петербурга, на репетиционной базе группы, вызрел в студии «Гизмо 7» под жарким солнцем Андалузии. Как только мы накапливали деньги, ехали в Испанию записывать очередную порцию песен. И это еще не все. Пестовался «Богомол» в урбанистической атмосфере дисциплинированного Берлина, а затем — в лабиринтах пресыщенного Нью-Йорка. Самым ценным было то, что мы делали этот альбом столько, сколько нужно — пока у нас были силы и возможности. Никаких контрактных обязательств, которые требовали бы от нас точных сроков, не было. Для меня это очень важно, это даже послужило неким критерием нашей добросовестности. На мой взгляд, альбом получился довольно качественным.

— Какие ощущения испытали, прослушав конечный сведенный вариант «Богомола»?

— Я уловил такую тенденцию: если в процессе записи ты получаешь массу удовольствия — не жди ничего от конечного результата, ты свое уже получил. Безумно приятно после какого-то разочарования испытать наслаждение. Например, записали песню, от которой многого ждали, и вдруг я понимаю, что все — полная ерунда. Ты дожидаешься момента сведения звука в студии, и вдруг видишь, как песня преображается. Ведь это всего лишь конструктор, некая головоломка. Иногда очень несущественная на твой взгляд деталь может повлиять на конечный результат таким образом, что все удачно складывается.

— Есть ли разница между записью предыдущей пластинки группы «Ю-Питер» и альбомов «Наутилуса Помпилиуса» и сессионной работой над новым диском?

— С «Наутилусом» было все немного иначе. Но в любой записи всегда есть два одинаковых этапа. Сначала идет авторское творчество, эдакая dream works, когда у тебя в голове есть какая-то идея, четкое понимание того, как все должно звучать и выглядеть. На этом этапе ты надеешься, что потом, в готовом варианте, все будет гораздо лучше, набрасываешь всю эту клаузуру и думаешь, что позже возьмешься за работу обстоятельно, доведешь все наброски до ума, отшлифуешь, и на студии все будет звучать в сто раз лучше. Когда период прожектерства заканчивается, наступает производственный момент. Тут-то и возникает раздражение, вызванное мелкой профсоюзной музыкантской бесовщиной: это не так звучит, то нельзя записывать здесь, надо там, и так далее. Это надо просто пережить. Пройдя через этот терновник, начинаешь спокойнее оценивать ситуацию. После этого вся суть записи сводится к тому, чтобы попытаться материализовать свои представления в том виде, в котором они есть у тебя в голове.

— На концертах вы часто исполняете произведения группы «Кино». Чьей идеей было реинкарнировать песни Цоя — Каспаряна или вашей?

— Моей. Я не случайно на них замахнулся: мне очень хотелось, чтобы Георгий поиграл гитарные партии, которые я считаю жемчужиной нашего отечественного рока. В данном случае я выступал как дополнение. До сих пор считаю, что эти песни мне не всегда удаются, поскольку регистр и тембр голоса иногда не дотягивают. Дело в том, что Каспарян играет оригинальные партии — в тех тональностях, в которых они были у «Кино», для меня они несколько непривычны. Но я сознательно задвинул свои интересы на задний план, поскольку для меня, конечно, важнее аутентичные гитарные партии, какими они были у группы «Кино».

— В этом году исполняется 25 лет со дня основания «Наутилуса Помпилиуса» и 10 лет с момента окончания деятельности группы. Собираетесь ли вы как-то отметить эти даты?

— Не поверите, но до тех пор, пока я о них не сказал, никто особенно об этом и не вспоминал. Нам из года в год предлагают сделать альбом «Наутилуса» либо собраться и поехать на гастроли. Причем организаторам даже не важно, будут ли это музыканты, которые имели отношение к группе, для них главное — название, бренд «Наутилус Помпилиус». Просто прочесать вокруг глобуса и заработать на этом денег — все вокруг подобной идеи вертится. Мы решили: надо что-то делать. А юбилейные даты просто привели механизм в действие. Для меня это своего рода матч-реванш, от которого я долго отнекивался. Вскоре выйдет двойной трибьютный альбом, одну часть которого сделают участники группы, а вторую — приглашенные команды, которые исполнят песни «Наутилуса». Юбилейные празднества завершатся концертом: в декабре мы соберемся вместе в «Олимпийском». Для меня в данном случае столкнулись интересы двух коллективов — «Ю-Питера» и «Наутилуса». Я взял на себя ответственность делать ту часть, которая мне интересна, — запись в студии. Концертная же область меня никогда не интересовала, к ней я всегда относился как к общественной нагрузке.

Постоянный адрес статьи

Автор: Елена Самойлова

Бутусов
X